Лето-лето, но у нас ливень, как в тропиках, второй день.
Грозы, что стекла в рамах звенят
Но при всей жаре в воздухе уже повернуло на осень, мммм
Пока затишье, пытаюсь домучить нашу историю
_________________________________________________________________________________________________________________________________
Вальтер вырулил на шоссе.
—Нам ехать больше часа, расслабься сладкая. Можешь вздремнуть.
—Хорошо,—«слепыми» глазами она разглядывала тьму за окном.
—Иногда я вам даже завидую,—внезапно произнес старый друг.—Хотелось бы испытать такое.
—Ты о чем?—удивленно обернулась к нему.
—О тебе и Майкле. О связи между вами. У меня всегда было иначе. Нравились многие, разные. Каждая по-своему, как палитра цветов. Некоторые становились особенными, как Ребекка. Или… Белинда. Некоторые просто скрашивали часть жизни. Но вас будто с самого начала подключили к одному источнику. Хочешь—не хочешь, а гори.
—Это трудно.
—Поэтому и говорю, что завидую лишь иногда. Чаще сочувствую,—старик хмыкнул.—Никакой свободы выбора. Никакой свободы вообще… Вроде бы самый любимый пирог, но каждый день только он.
—Если бы каждый день,—вздохнула она.—Редко, очень редко. Да и пирог не всегда самый вкусный. То черствый, то сырой. Чаще горько, чем сладко, но выбирать не приходится.
—Точно.—Вальтер кивнул.—Я свидетель, сколько раз вы оба пытались с этим справиться. Столько усилий…
—О, да! Иногда даже казалось, что получится. Перед поездкой к тебе, к примеру, я наивно надеялась, что полегчало.—Она опять отвернулась к окну. Голос теперь звучал глухо.—Думала, что настало время изменить свою жизнь. Меньше недели прошло, даже не верится…
—Наркоманов бывших не бывает.
Она согласилась:
—Да. Стоило только увидеть.
—Жалеешь о встрече?
—Издеваешься? Десять лет и никакого облегчения. Жив или мертв—для зависимости все равно.
—Лучше, когда жив. Так что хватит хандрить. Теперь надо придумать, как сохранить живыми.
—Да, конечно. Адам.
—Этот парень—моя отрада и гордость. Порой напоминает тебя в юности.
—Меня?—удивилась женщина.—Еще один! Майкл говорил тоже самое! С какой стати он может быть похож на меня?
—А кто ж его знает? Но похож!
Стянув старую куртку и размотав отсыревший шарф, постаралась одернуть чертову кофту.
Та была безнадежно мала. Когда натягивалась на живот, предательски расходилась на груди. Стоило прикрыть грудь, как оголялись бока над джинсами.
Хммм...
Неуверенно взглянула через стол.
Собеседник равнодушно смотрел в окно, абсолютно не обращая внимания на ее мучения.
Только теперь смогла рассмотреть его как следует.
Такое странное чувство. Никогда не испытывала подобного.
Мужчины. Большинство из них она недолюбливала.
Агрессивные, грубые, вульгарные...
До последнего дня считала, что мир был бы лучше, населяй его исключительно женщины.
Но не теперь.
Россыпь кудрей надо лбом, задумчивый профиль, чувственные губы, упрямый подбородок, скульптурная линия скул, красивая сильная шея…
Чеканность, как в иллюстрациях ее учебника истории.
В груди, нервно сжавшись, екнуло сердце.
—А как тебя зовут?
—Не важно.
Он даже не шелохнулся, все так же глядя в окно. Не дрогнули ресницы, не шевельнулись губы.
—Почему?—внезапно стало очень важным добиться ответа.
—Потому, что не отвечу. И как зовут тебя, мне тоже не интересно. Это понятно?
—Понятно,—обида на чужое безразличие обожгла грудь.—Хотя и странно. Какой-то ты дикий и невоспитанный.
Сказала и замерла.
Дурная привычка, из-за которой часто влипала в неприятности. Лучше спровоцировать злость, чем терпеть чье-то вечное пренебрежение.
Она не хотела оставаться «пустым местом».
Только не для него!
Удивленный несправедливым обвинением, мужчина обернулся.
Красивые светлые глаза взглянули в упор.
От этого взгляда снова болезненно екнуло сердце, и, вторя ему, задетой струной дрогнуло где-то в глубине живота.
По плечам под старой кофточкой прокатилась волна жаркой дрожи.
Будто в ее теле отыскалась скрытая доселе кнопка.
«Щелк!»
И безмятежная легкость детства навсегда растворилась в прошлом.
А он все смотрел, не мигая, непостижимо зеленеющими глазами.
—Ваш заказ, пожалуйста.
—Мы на месте, детка! Никита, очнись!
С трудом разлепив ресницы, взглянула на Вальтера.
Оказывается, она задремала, убаюканная размеренным движением машины и отблеском встречных фар. И даже увидела сон.
Такой реальный, что сердце поныне сладко сжималось в груди.
В предчувствии чего-то прекрасного, как в юности.
Давно с ней такого не случалось.
Тряхнув головой, отогнала чарующие образы.
Пора было выбираться из машины.
Они приехали.
Ферма скорее походила на небольшой отель. Огороженая территория, несколько рядов уютных домиков. Спокойствие и сельская пастораль. Сама местность примыкала к территории природного заповедника.
Сейчас в беспросветности ночи с трудом различались конкретные детали, однако на фоне звездного неба четко выделялись конусы близких гор.
Чистый воздух предгорий казался напоенным влажной прохладой из-за глухо шумящей на заднем плане быстрой реки.
Вдоль всех дорожек и над дверями домиков горели тусклые желтые фонари, но в целом территория выглядела погруженной в сумрак и оцепенение.
Выложенные плиткой тропинки расходились от парковки в разные стороны.
Шагнув на одну из них, Вальтер обернулся.
—Пойдем, сладкая! Добро пожаловать в мой новый дом.
Вальтер приглашал ее остаться с собой. Небольшая квартирка, две смежные комнаты. Впрочем хозяйка пансиона настояла на отдельном номере.
Лили—симпатичная женщина, возраста чуть старше Никиты.
Она никогда не была непосредственной сотрудницей Отдела, о своих постояльцах знала лишь, что те являлись военными ветеранами. И что некий благотворительный фонд весьма щедро оплачивал их содержание.
Никита представилась ей приемной дочерью Вальтера.
Оставив вещи, вновь прибывшая отправилась в центральный корпус, где местные обитатели обычно ужинали и проводили совместные вечера.
Вальтера заметила сразу. Старый мастер сидел за угловым столом, разговаривая с другим постояльцем.
Никита помнила его собеседника в лицо, хотя имя из головы почему-то выветрилось.
Мужчина работал когда-то в медлабе, один из врачей, зашивающих их после миссий.
—Никита,—улыбнулся ей бывший сотрудник.—Вальтер предупреждал, что приедете, но мне не слишком в это верилось. Рад, что удалось вырваться и навестить нас. Как дела дома?
По старой привычке пожилой сотрудник не называл ни должностей, ни самого наименования Отдела.
Он говорил так, будто речь шла о частной жизни.
—Спасибо,—присаживаясь за общий стол, она улыбнулась.—Все идет хорошо. Удалось вот вырваться в отпуск.
—Отлично выглядите,—одобрительно сообщил собеседник.
Женщина усмехнулась:
—Вашими усилиями в том числе.
Старый врач просиял:
—Вы из тех, кто часто попадал в переделки. Пришлось повозиться, что бы шрамы не портили красоту.
—Очень Вам за это благодарна.
Пока обменивались приветствиями, к их столу подошел еще один мужчина, достаточно высокий, немного сутулый и с импозантно-густой седой шевелюрой. Такого Никита не помнила. Видимо раньше работал в другом филиале.
—Добрый вечер. Донал. Вальтер… Разрешите присоединиться к вашей компании?
«Донал Мур.»—внезапно вспомнилось имя врача из Медлаба.
Он не раз выручал и ее, и Майкла.
Как давно это было!
—Конечно, Алексис, садись!—Отозвался Донал.—У нас сегодня гостья. Приехала навестить Вальтера. Знакомься, это Никита.
—Мадмуазель,—тот кого назвали Алексисом, манерно склонил голову.—Рад знакомству. Нечасто удается увидеть здесь столь очаровательных девушек.
Никита улыбнулась в ответ. Его забавная стариковская галантность определенно импонировала.
—И я рада,—в голосе нового знакомого ей почудился ласкающий слух акцент.—Вы француз, Алексис?
—О, да!—с гордостью ответил новый знакомый.
—И мой бывший коллега,—добавил словоохотливый Донал.—Правда Алексис специализировался на неврологии и психиатрии. Экспериментальное исследование свойств памяти.
—Ах вот как,—Никита невольно переглянулась с Вальтером.—Интересно. Если разрешите, позже у меня к Вам будет парочка личных вопросов?
—Безусловно и с радостью. Всегда счастлив оказаться полезным прекрасной женщине.
Вальтер язвительно хмыкнул.
—Прекрати уже, Алекс. Ты не первый француз в ее жизни. Не поразишь. Не пытайся.
—Никода нелишне сделать попытку,—подмигнул тот, усаживаясь напротив Никиты.—Вы к нам надолго, дорогая? Какие у Вас планы?
—Всего на пару дней,—улыбнувшись, ответила она.—Планы просты. Захотелось подышать свежим горным ветром и отдохнуть.
—В новинку это приятно,—согласился мужчина.—Но, сказать по-правде, я уже устал от деревни и тишины. Безмятежная пастораль хороша лишь время от времени. Мне ужасно недостает ритма и суеты большого города. А так же хорошей французской кухни и моей клиники. Подумываю вернуться туда консультантом.
—А где она находится?
—Во Франции разумеется. В Париже.
—Дааа Париж,—мечтательно протянул Вальтер.—Я до сих пор по нему скучаю. Хотя прошло уже столько лет.
—Собираешься вернуться в госпиталь?—включился в беседу Донал.—Ты ведь заведовал отделением?
—Да. Списался со своим старым учеником и коллегой. Он теперь там всем заправляет. Бертран пригласил, сказал, что я им сейчас пригожусь. Думаю, согласиться. Надоело бездельничать.
Судя по рассказу, доктор Алексис являлся для Отдела привлеченным специалистом, а не сотрудником внутреннего медподразделения. Поэтому прежние связи не оказались для него безвозвратно утерянными.
—А в какой больнице Вы работали?—спросила Никита, вежливо поддерживая разговор.
—Теперь это Институт мозга при госпитале Питье. Раньше моя кафедра была одним из отделений больницы.
—О! Госпиталь Питье,— она сдвинула брови, припомнив знакомое название.—Я знаю это место, тоже там когда-то лечилась. После аварии.
Вальтер удивленно переспросил:
—Что за авария? Тебя помещали в гражданский госпиталь?
—Это было еще в детстве,—покачала она головой.—В обычной жизни. Попала под машину, в результате—травматическая кома. Нарушения памяти.
—Серьезные увечья?—сочувственно взглянул на нее Алексис.—И что память, восстановилась?
—Самое удивительное, что физически ощутимых травм не было, а вот амнезия случилась. И память не вернулась. Как и почему попала в аварию, я так и не вспомнила. Помню себя уже в только больнице, когда пришла в сознание. Ничего не болело, все цело, а в воспоминаниях—провал. Мама забрала меня через неделю, и мы вернулись домой, в Австралию.
Пожилой француз склонил голову, с профессиональным интересом разглядывая собеседницу.
—Неприятная история. Когда это случилось?
—Давно. В то время мне едва исполнилось пятнадцать.
—Такие вещи иногда происходят. Память пластична. Травмирующее событие скорее всего было вытеснено.
—Да, наверное. Правда, из памяти стерлась не только сама авария, но и пара месяцев до нее.
Она шла по темной аллейке к своему номеру.
Вечер прошел приятнее, чем можно было ожидать.
Друзья Вальтера наперебой развлекали ее и ухаживали, обращаясь, как с юной девушкой. Будто и не являлась она много лет руководителем могущественной и жестокой организации.
Красивая молодая женщина в окружении старающихся угодить ей мужчин.
Давненько не примеряла на себя столь простую и милую роль.
Единственным серьезным моментом ужина оказался разговор все с тем же доктором Алексисом.
Когда тот поинтересовался, что за вопросы хотела ему задать.
Понизив голос, дабы не вовлекать остальных, расспросила о целенаправленном изменении памяти.
Знает ли он о таком? Как это делается?
И существует ли возможность повернуть процесс вспять?
Пожилой врач, скинув маску веселой любезности, слушал серьезно и внимательно.
А, подумав, подтвердил предположения Майкла. Если память начала пробуждаться сама, то и дальнейший процесс может продолжиться без постороннего вмешательства.
Однако стимулировать мозг тоже возможно.
И он описал несколько простых приемов для начала…
Стоя за дверью, слышала каждое слово.
—Расскажи мне о нем.
—Майкл был угрозой Отделу. Отец так считал.
—Отделу? Или Никите?
Мишель тяжело вздохнула.
—Она всегда от него зависела, с первого дня. Нездоровая связь. Будто запрограммированная. Отец постарался избавить Никиту от этой болезни. Кое-кем пришлось пожертвовать.
—Кое-кем?
—Женой Майкла, в том числе.
—Так Сэмюэль был женат?
—О, да! И не раз. Откуда, ты думаешь, у него был сын? Но сестру это не останавливало. Никита во всем находила ему оправдания.
—Ты знала его лично?
—Немного. И никогда не могла понять причин популярности.
—Ты о чем?
—Женщины любили Майкла.
—Дамский угодник?
—Напротив. Молчаливый, замкнутый и жесткий. Лишнего слова не вымолвит. И властный. Все делал всегда по-своему. Но при внешней холодности он был хорошим любовником. Валентайном из лучших.
—Так она подсела на секс?
—Никита?—голос сестры насмешливо дрогнул.—Нет. Скорее на недостаток секса. Майкл играл ее чувствами, как хотел. Помню, как раздражался ее слабостью отец. Он наблюдал за их связью с первого дня.
—С тех пор, как Никита попала в Отдел?
После небольшой паузы Мишель возразила.
—Нет, это началось раньше.
—То есть?
—Никита познакомилась с Майклом еще до Отдела. Тогда же попала в поле зрения отца. Папа не жил с ее матерью. Но когда имя сестры всплыло в сводках, решил проверить на предмет профессиональной пригодности. Она подошла почти идеально. Поэтому завербовали.
—А зачем приставили к Майклу?
—Сэмюэль слыл отличным наставником. К тому же он стал ее страховкой от непредвиденной ликвидации. Защищал по старой памяти. Но Никита этого не знала. Ей стерли воспоминания еще до Отдела.
—Заставили забыть о знакомстве? Зачем?
—Обезвредили, как невинную. До решения о вербовке. Что бы не пришлось устранять за связь с оперативником.
—За связь с Майклом?
—Да.
—И сколько ей тогда было?
—Мне было одиннадцать, когда отец обнаружил имя сестры в отчетах. Значит, Никите стукнуло пятнадцать.
—Она познакомилась с этим Майклом в пятнадцать лет?
—Да.
—Но почему тогда Джонс не избавился от парня?
—Отец думал в первую очередь о деле. А Сэмюэль считался перспективным оперативником.
—Важнее собственной дочери?
—На тот момент, да. Но ты не о том думаешь, Айзек! Ревновать к прошлому—глупо! Майкл—только образ в ее голове. Его давно нет в живых. Однако воспоминания о нем по-прежнему мешают. Я рассказала историю Никиты, что бы обсудить сложившуюся ситуацию. Мы обязаны помочь сестре. Возможно, провести операцию еще раз.
—Какую операцию?
—По коррекции памяти.
—Как можно скорректировать такие давние воспоминания? Он ведь умер много лет назад.
—Дело не в самом факте смерти. Никита узнала недавно о некоторых обстоятельствах его гибели. Она теперь уверенна, что Майкла с сыном сдали из Отдела. И мучается чувством вины. Сегодняшний срыв—результат этого.
—А его действительно сдали?
—Не знаю. Да это и не важно. Отец выбрал Никиту преемницей. А пока Майкл оставался в живых, она от него зависела. Надо помочь ей забыть о пустых угрызениях совести.
Повисла долгая пауза. Женщина за дверью затаила дыхание.
—Это опасно?—наконец подал неуверенный голос Айзек.—Я не хочу, что бы Никита страдала физически.
Мишель нетерпеливо выдохнула.
—Ей модифицировали память в пятнадцать. И операция не помешала Никите стать отличной оперативницей, а затем главой Отдела. Прекрати сентиментальничать.
—Она дорога мне.
—Я знаю!—голос сестры приобрел неприятные нотки.—Знаю! Никита дорога всем! Даже папа, любя меня больше, сделал Главой ее.
—Считаешь, это была привилегия? Она поплатилась ради Отдела всем, что любила.
—О, Боже мой! Айзек! Не повторяй ошибок Сэмюэля! Тот тоже верил, что Никита—святая мученица. А она предала его. И не однажды. Именно ради куска пирога, а не свободы. И привязанность ему не помогла. Моя сестра отнюдь не ангел.
—Я это знаю, Мишель. В Первом Отделе праведников нет. Но ты только выиграла, что Джонс предпочел Никиту. Зато можешь жить почти нормальной жизнью.
—Нормальной жизнью?—женщина зло рассмеялась.—Я никогда не жила нормально! Всегда в тени. Сначала—отца, теперь—сестры.