83-й год, где-то на севере Италии. Солнце, озеро, старинное поместье, красота и умиротворение...
В этот райский уголок приезжает студент из Америки Оливер, двадцати четырех лет.
Профессор Перльман пригласил его на стажировку, в надежде, что он разберет бумажные залежи, накопившиеся за год.
Его сын Элио – семнадцати лет, до этого невинно болтавший с подружкой Марсией, ломанулся к окну узреть явление.
Даже со второго этажа виллы было видно, как прекрасен прибывший.
- Кажется, это ОН! – изрек сообразительный Элио, и, радостно потирая ручки, побежал встречать гостя.
Марсия с безнадегой смотрела ему вслед.
После несложной комбинации: Оливер - Элио, Элио - Оливер – химический процесс был запущен.
Оливер поднимался по лестнице за бодро скачущим с его сумками Элио и нервно зевал. Его взгляд упирался в юные шорты.
Он помнил, что приехал стажироваться, но уже не помнил в чем. Единственное, что он понимал, что стажироваться будет не в том, в чем хотел и не у того, к кому приехал.
Когда за ним громко захлопнулась дверь, Оливер вздрогнул всем своим красивым телом и понял, что влип. Путь к отступлению был перекрыт.
- Придется совмещать полезное с приятным, – обреченно подумал стажер.
Элио порхал по апартаментам, похожим скорее на лабиринт Фавна, открывал и закрывал многочисленные двери и с энтузиазмом риэлтора расписывал все их достоинства.
Основным достоинством было - практически совместное проживание, разделенное общей ванной на двоих. Что не замедлил подчеркнуть Элио.
- Блиииин! – мысленно усложнил ситуацию будущий профессор философии и плашмя повалился на кровать, чтобы скрыть, как ему уже хорошо и не видеть мелькающее исчадие рая.
Приоткрыв один глаз и убедившись, что исчерпав программу, Элио свалил, Оливер погрузился в эротический сон с тем же персонажем.
Проснуться и подскочить на кровати его заставил громкий звук.
Это шалун Элио, до того тщетно взывавший к гостю, решил применить интеллигентный аналог команды: "Рота - подъем!" и шмякнул об пол томик Мопассана.
Оливер понял, что с этим креативным мальчиком просто не будет и решил держать дистанцию. Тем более - у него невеста томится в Америке.
Отгородившись подушкой, как барьером и отказавшись от ужина, решил досмотреть сон, как более безопасное мероприятие.
Утром, к завтраку спустился отдохнувший, бодрый и в коротких шортах, типа боятся мне тут некого. И так – тыдыщь по яйцу на завтрак со всей дури.
От второго отказался – мол я себя знаю и не смогу остановиться.
Элио намек понял. Подумал: «Он такой милый!» И, осторожно - скорлупка за скорлупкой, начал чистить свое яичко.
Бедный, бедный Оливер! А ведь только жениться собрался)
Тактику защиты и нападения оба выбирают интересную, дефилируя целыми днями в минимальном количестве одежды, благо климат позволяет и на не менее минимальном расстоянии друг от друга.
Оливер светит умопомрачительным торсом и ногами - Элио цыплячьей грудкой и тонкими лапками.
Греются на солнышке, загорают, купаются в бассейне, беседуют на разные философские и литературные темы.
Элио делает вид, что чисто развлекает гостя - бренчит на гитаре и поражает фортепьянными аранжировками.
Оливер делает вид, что понты исключительно в научных целях или воооооон для той красотки на велосипеде.
Не забывая при этом давить косяка друг на друга и ездить время от времени вместе на велосипедах в город, где Элио всячески пытается намекнуть студенту о своих намерениях относительно него.
В отсутствие оппонента, Элио экспериментирует с его вещами, разбросанными, как нарочно, и где попало, и набирается опыта в одиночку.
За этим был застукан Оливером и чуть не сгорел со стыда.
Но был вознагражден за практические занятия сценой облачения божественного тела в свежие плавки.
Однажды будущий профессор срывается и применяет тактику кнута и пряника.
Подвалив как-то на пленэре при всём честном народе к Элио, включает Айболита и начинает массировать его неокрепшие крылышки на предмет расслабиться.
На словах: Ты зажат!, Элио предпринимает попытку вырваться, чтоб не погореть при полном кворуме, но был пойман за крыло и отдан Марсии для проведения расслабляющих процедур, прописанных доктором.
Элио фигеет, вешает на лицо свой коронный вопрос: -Whaaaat?, сажает Марсию, с которой ещё недавно в прятки играл, на скамью запасных и про себя меняет свой лексикон на нелитературный.
Для подтверждения своей незаинтересованности элейными прелестями, Оливер периодически зависает с велосипедной девицей, целуется и обнимается на глазах у оппонента и подтверждает свой триумф задорными танцами на дискотеке.
Элио нервно курит в сторонке, тоже пытается изобразить несколько экзотических па возле своей подруги детства, но терпит фиаско и ретируется для корректировки плана.
Для начала, он переводит Марсию из разряда запасных во временный статус "моя девушка".
Тренируется быстро, но продуктивно.
Утвердившись в образе мачо, усиливает тактику радушного хозяина сутенерством и расписывает велосипедную пассию Оливера в красках, типа вчера ещё с ней через скакалочку прыгали, а сегодня, глянь, как расцвела и прям огонь.
"Этот дурачок Копченный" заглатывает наживку и сверкая молниями из красивых глаз, шипит, что обойдется без сопливых и сам выберет с кем ему
спать время проводить.
"В чем дело? – ухмыляется про себя мелкий – Поедем – выберешь!"
И для закрепления эффекта, чтоб клиент не сорвался с крючка, тащит Оливера в свое тайное место, где художник Моне когда-то писал свои шедевры.
Правильно рассчитав, что эстетская натура Оливера не выдержит такой красоты и он падет к ногам искусителя. И он таки упал на заботливо предоставленную поляну.
Нежась на солнышке, Элио начинает намекать, что для полноты ощущений чего-то не хватает. И он ну никак не может понять чего.
Разомлевший Оливер теряет бдительность и позволяет себя поцеловать, целуя Элио в ответ.
Образ, только недавно поднятой со дна озера статуи прекрасного юноши, пульсирует в мозгу.
Опомнившись и поняв, что: "Теперь лучше?" не удовлетворяет юное дарование, Оливер пытается ретироваться с поляны своего падения.
Тогда Элио буквально берёт инициативу в свою руку – с юношеским максимализмом и напором, гипнотизируя взглядом.
Будущий профессор офигевает от подрастающего поколения в который раз, с трудом удерживая мускулы лица и не только, мягко разъясняет, что много сладкого испортит его фигуру и вообще - им пора обедать.
За обедом у Элио носом идёт кровь - то ли от шумных гостей, то ли от возбуждающих воспоминаний, то ли от всего разом.
Он бежит за примочками, а Оливер, чувствуя теперь свою ответственность за того, кого приручил, бежит за ним.
Находит его забившимся в угол и начинает массаж ступней!!!
Элио, окрыленный новой перспективой, пальчиками *рук*на желанной шее добавляет цитате эротизма, морщась от сладкой боли. Оливер млеет, разговаривает про национальную принадлежность обоих, целует элькину ножку и смотрит демоническим взглядом.
Исцелив, опять сваливает и игнорирует.
Вплоть до того, что шумно и весело журчит в их общем клозете не закрывая двери, когда Элио в надежде распластался на кроватке. Хлопает обреченной на это дверью и растворяется в подпространстве.
Элио опять начинает маяться и обзывать Оливера предателем.
Промаявшись с подругами и без, понимая, что время поджимает и он не укладывается в сроки, пишет Оливеру слезную записку, что если тот с ним не поговорит, то он умрет прямо в их совместной ванной.
Оливеру такая перспектива ни к чему и он строчит приписку, чтоб пацан повзрослел и приходил поговорить в полночь - чего уж теперь – самому давно охота.
И опять сваливает с глаз долой, чтоб раньше времени не сорваться.
Повзрослеть Элио решает все с той же Марсией, как с проверенным кадром, не забывая при этом каждые пять минут смотреть на часы.
И вот час икс настал.
Ночь, балкон, сигарета, шепот. Традиционно громкий хлопок закрывающейся двери – поехали!
После небольшой прелюдии типа: «-Ты что делаешь? -Ничего!», все прошло страстно и классно, с сакраментальной просьбой называть друг друга своим именем, с нежными поцелуями и прикосновениями для закрепления содеянного.
Но на утро Элио понимает, что, несмотря на весь романтизм ситуации, ему чет стыдно, а главное - сильно дискомфортно.
И начинает вести себя, как царевна Несмеяна - воротит свой хорошенький носик и изучает пейзажи за окном.
Оливер который раз в ступоре, морщит лоб в раздумьях, интересуется всё ли в порядке и идет это проверять.
После некоторых незавершенных манипуляций, понимает, что все с пацаном нормально и он его просто дурит.
Хлопает перед его замлевшим носом дверью, счастливо улыбаясь и обещая вернуться и продолжить.
После этого садится перед очередным раскуроченным яйцом и, поигрывая зачитанным романом Стендаля, размышляет о создавшейся ситуации.
Элио выходит к столу в темных очках, с улыбкой Пьеро на лице. Целует маму с папой, демонстративно с трудом усаживается на стул и игнорирует Оливера даже взглядом. Может это передается половым путем?)
Оливер, видя такой расклад, сваливает в город. Наша новоиспеченная Арманс вдруг передумывает идти в монастырь и непоследовательно устремляется за ним.
Там он успокаивает Оливера, что никому не скажет и его не посадят.
Оливер очередной раз удивляется с кем он связался и убеждает пацанчика, что перспектива отсидки его не пугает. И может Элио чего не понимает по младости лет, потому как он сильно счастлив, что переспал с ним и в случае чего будет что вспомнить и на нарах.
Дело, собственно не в этом, а в большой любви и поцеловал бы, если б мог, но на людях ограничусь бесконтактными обнимашками и много обещающей улыбкой.
Элио счастливый побежал в сад запоздало срывать запретный плод.
Яблок не было (слава богу!) - были персики.
Кушать не хотелось, а любви - да. Объект оной, как всегда, где-то блукал по делам, а персик, ничего не подозревая, вызывал не гастрономический интерес.
Опустим подробности насильственного грехопадения персика и воздадим ему должное - теперь это классика для посвященных)
Через какое-то время явился Оливер, чтобы продолжить начатое и незаконченное.
И понимает, что вкус его любви приобрел персиковый аромат.
Видит своего конкурента, глумливо намекает Элио на понижение планки и намеревается испить до дна содержимое и сожрать без остатка и без проблем, тем более, что косточка уже не мешает, а доказать любовь очень хочется.
Персик трепещет в руке у соперника, Элио сопротивляется убийству и без того поруганного фрукта, рыдает на груди Оливера, клянется, что любит только его и просит не уезжать. Персики в саду громко аплодируют.
Занавес!
Еще несколько блаженных дней и срок стажировки подходил к концу. Оливер решил затусить на три оставшихся дня в
Риме Бергамо и выгулять засидевшегося в раю Элио.
Родители Элио, шесть недель с умилением наблюдавшие их пикировку и шалости, время от времени подталкивая в нужном направление, с радостью отпустили мальчиков развлечься.
В автобусе Элио, видимо, не желающий покидать теплое гнездышко и чуя неминуемое расставание, напоминал отца семейства, которому навязали шаловливого ребёнка.
Оливер светился от счастья и своей самой дурашливой, умопомрачительной улыбкой и выглядел как тот самый ребенок, которому купили, наконец, вожделенную игрушку и везут в Диснейленд.
По приезде в Бергамо они пустились накручивать упущенное.
Оглашали окрестные водопады своими именами, любовались первобытной природой и красотами города, бегали, как сумасшедшие по его улицам, бухали естественно.
Оливер приставал к первым встречным со своим коронным танцем и жарко целовал Элио, когда тот не блевал.
На исходе последней ночи любви надвинулось неизбежное.
Оливер, голый и прекрасный, взирал с балкона на гостеприимный город.
На горизонте маячил образ покинутой невесты, настоятельно требующей окольцевать ее изящный пальчик и спасти от позора его и юную, неокрепшую душу.
Оливер с тоской посмотрел на своего любимого спящего лебеденка, доверчиво раскидавшего кудри по подушке.
Сны Элио в экстазе сливались с воспоминаниями Оливера.
Лицо Оливера светилось все искупающей красотой.
На вокзале они последний раз послали всех куда подальше и сплелись в долгом объятии.
Оливер про себя промурлыкал на ушко Элио слова из Love My Way: Love my way, it's a new road, надеясь на всепроникающую силу любви.
На лице его блуждала счастливая улыбка идущего на расстрел.
Элио не желал отрываться от ускользающего счастья, с тихим отчаянием заламывал крылышко, и одними глазами умолял Оливера остаться.
Этот безмолвный транс прервал уходящий к заждавшейся невесте поезд.
Они последней раз покивали друг другу клювиками, не смея поцеловаться и Оливер последний раз взглянул на свою любовь с рюкзачком из окна вагона.
Элио смотрел вслед поезду, увозившему его заслуженный приз и надеялся, что принц на белом коне одумается и прискачет к нему не далее как на рассвете.
Силы покидают его и он звонит маме, чтобы та забрала его безжизненное тело.
В машине он рыдает, мама гладит его по головке с выражением на лице: все проходит - пройдет и это.
В городе его встречает верная, все простившая Марсия и предлагает дружбу.
Ослабевший Элио хватается за соломинку в надежде продержаться до возвращения Оливера, хотя и не сильно в это верит.
Папа, видя, как тоскует его отпрыск, ведет успокоительные беседы. И сообщает, что "и в его жизни был Валера", но он не подпустил свою птицу счастья так близко, как сын и надо радоваться тому, что у них было с Оливером.
Элио выдыхает и начинает считать рассветы без любимого.
Но приходит зима, "а Германа все нет".
Наконец на Хануку раздается долгожданный звонок и поц на другом конце провода сообщает Элио, что у него есть что сказать своей любви.
Элио, будучи мальчиком умным, сам догадывается что. И начинает, как мантру произносить свое имя.
Слышит ответный позывной и уверения любимого, что он все помнит, произнесенные так эротично - прощально, что надежды не остается.
Вешает трубку и растворяет Оливера в свадебной суете.
Элио садится у камина и в отблесках огня начинает вживаться в образ брошенной старлетки.
На его лице вместе с воспоминаниями сменяются разные маски: обиженного простака, мстительного злодея, глумливого Арлекина, который теперь все знает про это и рад, что это у него было…
А еще он знает, что на другой стороне земного шара есть человек, который будет любить его всю жизнь.
Тот, кто называл его своим именем. Тот, кого он называл своим.
И это придало Элио сил без сожаления о прошлом, с улыбкой оглянуться в будущее.
Он с оптимизмом надеялся, что назло правильной геометрии жизни, их с Оливером параллели когда-нибудь пересекутся в неправильной, счастливой точке.