Пансион Для Продвинутых

Не знаю, получится ли завтра у меня выйти в сеть, поэтому уже сегодня хочу поздравить всех
с наступающим праздником Рождества Христова

. Впереди волшебная и тихая рождественская ночь – желаю вам провести ее в кругу близких и любящих людей, вспомнить, что именно празднуют православные христиане в ночь с 6 на 7 января: рождение Бога, ставшего человеком для того, чтобы вывести свое творение из тьмы неведения и рабства греху. Звучит странно и величественно, даже абсурдно… но вот слова одного богослова древности: «Верую, потому что абсурдно»

Была такая шведская писательница Сельма Лагерлёф. Вот ее рассказ «Святая ночь», посвященный Рождеству.

Когда мне было пять лет, меня постигло очень большое горе. Более сильного я, кажется, не знала с тех пор. Умерла моя бабушка. До самой своей кончины она проводила свои дни, сидя в своей комнате, на угловом диване, и рассказывая нам сказки.
Бабушка сидела и рассказывала-с утра до вечера - а мы, дети, тихо сидели возле нее и слушали. Чудесная это была жизнь! Никаким другим детям не жилось так, как нам.
Лишь немногое сохранилось у меня в памяти о моей бабушке. Помню, что у нее были красивые, белые, как снег, волосы, что она ходила, совсем сгорбившись, и постоянно вязала чулок.
Помню еще, что, кончив рассказывать какую-нибудь сказку, она обыкновенно клала мне на голову руку и говорила:
- И все это такая же правда, как то, что мы сейчас видим друг друга.
Помню я и то, что она умела петь чудесные песни, но пела она их не часто. В одной из этих песен речь шла о рыцаре и о морской царевне, и у нее был припев: "Ветер холодный, холодный над морем подул".
Помню еще маленькую молитву и псалом, которым она меня выучила.
О всех сказках, которые она мне рассказывала, у меня осталось лишь бледное, смутное воспоминание. Только одну из них я помню так хорошо, что могла бы пересказать ее. Это маленькая легенда о Рождестве Христовом.
Вот почти все, что я могу припомнить о своей бабушке, кроме того, что я помню лучше всего,-ощущение великой утраты, когда она покинула нас.
Я помню то утро, когда диван в углу оказался пустым и было невозможно представить, когда же кончится этот день. Этого я не забуду никогда.
И помню я, как нас, детей, подвели к усопшей, чтоб мы простились с ней и поцеловали ее руку. Мы боялись целовать покойницу, но кто-то сказал нам, что ведь это последний раз, когда мы можем поблагодарить бабушку за все радости, которые она нам доставляла.
И я помню, как сказки и песни вместе с бабушкой уехали с нашего двора, уложенные в длинный, черный ящик, и никогда больше они не возвращались.
Что-то ушло тогда из жизни. Точно навсегда заперли дверь в широкий, прекрасный, волшебный мир, в котором мы прежде свободно бродили. И никого не нашлось, кто сумел бы отпереть эту дверь.
Мы постепенно научились играть в куклы и игрушки и жить так, как все другие дети, и могло уже казаться, что мы больше не тоскуем о бабушке и не вспоминаем о ней.
Но даже и в эту минуту, спустя сорок лет, когда я сижу и вспоминаю легенды о Христе, слышанные мною на Востоке, в моей памяти встает сказание о Рождестве Христовом, которое любила рассказывать бабушка. И мне хочется самой рассказать его и включить и его в мой сборник.
Это было в Рождественский сочельник, когда все уехали в церковь, кроме бабушки и меня. Мы были, кажется, одни во всем доме. Нас не взяли, потому что одна из нас была слишком мала, другая слишком стара. И обе мы горевали о том, что не можем побывать на торжественной службе и увидеть сияние рождественских свечей.
И когда мы сидели в своем одиночестве, бабушка начала рассказывать.
- Когда-то один человек,-сказала она,- в темную ночь вышел на улицу, чтобы раздобыть огня. Он переходил от хижины к хижине и стучался.-Помогите мне, добрые люди!-говорил он.- Моя жена только что родила ребенка, и мне надо развести огонь, чтобы согреть ее и младенца.
Но была глубокая ночь и все люди спали. Никто не откликался на его просьбу.
Человек шел все дальше и дальше. Наконец, он заметил вдали мерцающее пламя. Он направился в ту сторону и увидел, что огонь разведен под открытым небом. Множество белых овец спали вокруг костра, а старый пастух сидел и стерег свое стадо.
Когда человек, который искал огня, подошел к овцам, он увидел, что у ног пастуха лежат и спят три собаки. При его приближении все три проснулись и раскрыли свои широкие пасти, точно собираясь залаять, но не издали ни единого звука. Он видел, как шерсть дыбом поднялась у них на спине, как их острые белые зубы ослепительно засверкали в свете костра, и как все они кинулись на него. Он почувствовал, что одна схватила его за ногу, другая- за руку, третья вцепилась ему в горло. Но челюсти и зубы не повиновались собакам, и, не причинив ему ни малейшего вреда, они отошли в сторону.
Он хотел идти теперь дальше. Но овцы лежали так тесно друг возле друга, спина к спине, что он не мог пробраться между ними. Тогда он по их спинам пошел вперед, к костру. И ни одна овца не проснулась и не пошевелилась.
До сих пор бабушка вела рассказ не останавливаясь, но тут я не могла удержаться, чтобы ее не перебить.
- Отчего же, бабушка, они продолжали спокойно лежать? Ведь они так пугливы?- спросила я.
- Это ты скоро узнаешь,-сказала бабушка и продолжала свое повествование.-Когда человек подошел достаточно близко к огню, пастух поднял голову. Это был угрюмый старик, грубый и неприветливый со всеми. И, когда он увидел, что к нему приближается незнакомец, он схватил длинный, остроконечный посох, с которым ходил всегда за стадом, и бросил в него. И посох со свистом полетел прямо в незнакомца, но, не ударив его, отклонился в сторону и пролетел мимо, на другой конец поля.
Когда бабушка дошла до этого места, я снова прервала ее.
- Отчего же посох не попал в этого человека?
Но бабушка ничего не ответила мне и продолжала свой рассказ:
- Человек подошел тогда к пастуху и сказал ему: "Друг, помоги мне, дай мне огня! Моя жена только что родила ребенка, и мне надо развести огонь, чтобы согреть ее и младенца!"
Старик предпочел бы ответить отказом, но когда он вспомнил, что собаки не могли укусить этого человека, овцы не разбежались от него и посох не задел его, ему стало не по себе и он не посмел отказать ему в просьбе.
- Бери сколько тебе нужно!-сказал пастух.
Но костер почти догорел и не оставалось больше ни одного полена, ни одного сучка, лежала только большая куча жару; у незнакомца же не было ни лопаты, ни совка, которыми он мог бы набрать себе красных угольков.
Увидев это, пастух повторил:
- Бери сколько тебе нужно!-и радовался при мысли, что человек не может унести с собой огня.
Но тот наклонился, выбрал угли из пепла голыми руками и положил их в полу своей одежды. И угли не обожгли ему рук, когда он брал их, и не прожгли его одежды; он понес их, словно это были яблоки или орехи.
Тут я в третий раз перебила рассказчицу:
- Бабушка, отчего угольки не обожгли его?
- Узнаешь потом,-сказала бабушка и стала рассказывать дальше.
- Когда злой и сердитый пастух увидел все это, он очень удивился: "Что это за ночь, в которую собаки не кусают, овцы не пугаются, посох не убивает и огонь не жжет?"-Он остановил незнакомца и спросил его:
- Что это за ночь такая? И отчего все животные и вещи так милостивы к тебе?
- Я не могу тебе этого объяснить, раз ты сам этого не видишь! - ответил незнакомец и пошел своей дорогой, чтобы поскорее развести огонь и согреть свою жену и младенца.
Пастух решил не терять этого человека из виду, пока ему не станет ясно, что все это значит. Он встал и пошел следить за ним до самого его обиталища. И пастух увидел, что у незнакомца нет даже хижины для жилья, что жена его и новорожденный младенец лежат в горной пещере, где нет ничего, кроме голых, холодных каменных стен.
Пастух подумал, что бедный невинный младенец может насмерть замерзнуть в этой пещере, и, хотя он был суровым человеком, он растрогался до глубины души, и решил помочь малютке. Сняв с плеч свою котомку, он вынул оттуда мягкую белую овчину и отдал ее незнакомцу, чтобы тот уложил на нее младенца.
И в тот самый миг, когда оказалось, что и он тоже может быть милосерден, глаза его открылись, и он увидел то, чего раньше не мог видеть, и услышал то, чего раньше не мог слышать.
Он увидел, что вокруг него стоят плотным кольцом ангелы с серебряными крыльями. И каждый из них держит в руках арфу, и все они поют громкими голосами о том, что в эту ночь родился Спаситель, который искупит мир от греха.
Тогда пастух понял, почему все в природе так радовалось в эту ночь, и никто не мог причинить зла отцу ребенка.
Оглянувшись, пастух увидел, что ангелы были повсюду. Они сидели в пещере, спускались с горы и летали в поднебесье; они шли по дороге громадными толпами и, когда проходили мимо, останавливались и бросали взоры на младенца. И повсюду царили ликование, радость, пение и веселье ...
Все это пастух увидел среди ночной тьмы, в которой раньше ничего не мог разглядеть. И он, обрадовавшись, что глаза его открылись, упал на колени и стал благодарить Бога.
При этих словах бабушка вздохнула и сказала:
- Но то, что видел пастух, мы тоже могли бы увидеть, потому что ангелы летают в поднебесье каждую Рождественскую ночь. Если бы мы только умели смотреть.
И, положив мне руку на голову, бабушка прибавила:
- Запомни это, потому что это такая же правда, как то, что мы видим друг друга. Дело не в свечах и лампадах, не в солнце и луне, а в том, чтобы иметь очи, которые могли бы видеть величие Господа!